Вивиан Азарьевич Итин родился в Уфе на второй день Рождества – 26 декабря 1893 года по старому стилю, или 7 января 1894 года – по новому. Его родители были людьми высокообразованными, интеллигентными: Азарий Александрович Итин, адвокат, имел труды по специальности, Зинаида Ивановна играла на сцене уфимского любительского театра. В семье было четверо детей: Валерий, Фаина, Вивиан и Нина.
          Вивиан в детстве заболел костным туберкулезом. Мама возила его лечиться в Казань, Алупку. Это были вынужденные путешествия, следствие болезни, но они развили в мальчике мечтательность, разбудили воображение. Мама добилась своего: сын поправился. Старшие классы реального училища он закончил в Уфе и, чтобы получить высшее образование, уехал в Петербург.
          Год В. Итин проучился в Психо-Неврологическом институте, который возглавлял В.М.Бехтерев, а затем, в 1913 году, поступил на юридический факультет университета. И в институте, и в университете преподавал известный юрист профессор М.А.Рейснер. Вивиан слушает его лекции; студента принимают в доме Рейснеров; более того – Вивиан становится другом дочери профессора Ларисы Рейснер, которая к тому времени уже опубликовала пьесу в одном из альманахов. Вместе с Ларисой и своим другом впоследствии литературным критиком Павлом Комаровым Вивиан Итин посещает кружок Л.И.Петражинского, приобщается к литературному обществу Петербурга-Петрограда.
          Противоречивая среда столичной интеллигенции, замешанная на аристократическом снобизме и революционных мечтаниях, несомненно, оказала на Итина большое влияние. Он пишет свою первую повесть “Открытие Риэля” (Итин называл ее рассказом). Здесь и “блоковская девушка”, и пастор, и остров в Тихом океане... Л.Рейснер отнесла повесть в редакцию журнала “Летопись”, который редактировал Максим Горький. Повесть была одобрена и принята в печать, но революционные события перевернули обычный ход вещей, журнал закрылся, рукопись пропала.
          После октября 17-го Наркомат юстиции, в котором начинает работать В.Итин, переезжает из Петрограда в Москву. И вот уже из Москвы Вивиан Азарьевич пишет Ларисе Рейснер письмо:
          “Милая Лери! Я не помню, когда мы виделись в последний раз. У Вас были очень далекие глаза и почему-то печальные и это казалось мне странным, так как юноши не верят Шопенгауэру, что счастья не бывает. Сегодня Екатерина Александровна сказала мне, что Вы больны, опасно больны, и волны ее беспокойства передались мне и не утихают, как волны неаполитанской баркароллы в моем сознании и в Вашем. Екатерина Александровна сама такая бледная, такая озабоченная сновидениями жизни или тем, что они по необходимости преходящи, что стала совсем пассивной и утомленной, словно мир навсегда замкнулся красным, раздражающим коридором грязноватого отеля. Я спокоен, моя воля пламенеет больше, чем когда-либо, потому что я мало думаю о настоящей жизни, но я не знаю, как мне передать мое настроение. Будем выше... Ах, еще выше!
          Я живу в прекрасном доме, среди сети переулков. Шестой этаж, дали полей, чистота, свет, тишина. Мы все любим большой покой и большие бури. Сейчас я культивирую то, что можно вспомнить только из Сыкун-Ту. Когда я бываю в Третьяковской галерее, я всегда открываю что-нибудь новое, никем незамеченное, но такое, после чего невозможно и скучно смотреть на другие картины...
          В Комиссариате всякие дрязги. В той Австралии, о которой мы так недавно мечтали, есть какие-то удивительные муравьи. Если разрезать насекомое на две части, то обе половинки начинают яростно сражаться друг с другом; так повторяется каждый раз, в течение получаса. Потом наступает смерть. Весь мир походит сейчас на такого муравья... Я страдаю только от одного: Где бы мне найти друзей воодушевленных, одиноких или хотя бы только жадных, презирающих гнусное равенство! Что теперь говорят про людей! N – комиссар, Х – большевик, Z – контрреволюционер. Это все: пусто
          Я надеюсь, Вы скоро поправитесь и вернетесь, и мы будем встречаться. Целую Вашу руку. Вивиан”.
          Письмо датировано: 16.2.1918. Летом того же года В.Итин едет в Уфу, к родителям. Родные вспоминали, что Вивиан приехал франтом – в одном белом костюме.
          В июле 18-го восстали белочехи, затем пришел Колчак. Понятно, что в Москву Вивиан вернуться не смог. В качестве переводчика американской миссии Красного Креста он отправляется в Сибирь. С миссией доезжает до Красноярска, работает здесь как юрист, пишет стихи, редактирует поэтический раздел в газете “Красноярский рабочий”. В 1920 году Итин женится на Чириковой Агриппине Ивановне (А.И.Итина – первая жена писателя). Впоследствии из Красноярска он был направлен на работу в город Канск. Квартиры не было; жил один, без семьи; ютился в кинотеатре “Кайтым”.
          Кто-то нашел рукопись “Открытие Риэля” и переслал ее автору. По ночам, в кинотеатре, Вивиан переделывает повесть и издает ее под названием “Страна Гонгури”. Почему “Гонгури”? Вот что писал Итин:

          А в письме к поэту Леониду Мартынову он разъясняет: “Гонг Ури! Объединенные стихотворным ритмом, эти слова прозвучали едино. Единое целое. Кстати, в детстве я название романа Джека Лондона так и представлял – “Зовпредков”. Вот и здесь получилось Гонгури. Что могло так называться? На это предстояло мне ответить долгими ночами над листом бумаги с карандашом в руке”.
          О судьбе канского издания “Страны Гонгури” В.А.Итин рассказал в письме к Горькому (29.12.1927): “Я очень удивлен, что эта книжка дошла до Вас и осталась в памяти. Тираж, кажется, 800. Экземпляров 700, наверное, купили канские мужики на цигарки, так как “Страна Гонгури” была очень дешева – 20 000 рублей за штуку, а бумага подходящая...”

          До недавнего времени сохранилось достоверно лишь два экземпляра этой книжки: в публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге и в библиотеке им. Ленина в Москве. Дарственные экземпляры сибиряки поспешно уничтожили после арестов 38-го года. Может быть, тому причиной несколько фраз, которые произносит герой повести: “Я никому не говорил об этом. Ты знаешь, я не люблю членов партии. Я знаю, что они необходимы в эпоху борьбы и армий, и что они хорошие боевые товарищи, но я не люблю их”.
          Повесть была переделана в последующих изданиях за 1927 год: в журнале “Сибирские огни” и в книге “Высокий путь”. Здесь она получила свое первоначальное название “Открытие Риэля”. Более поздние книги, вышедшие после смерти и реабилитации автора, имеют различия: в новосибирском издании воспроизведен полностью канский вариант 22-го года, за исключением тех фраз, которые цитировались выше; в красноярском издании и в книге “Советская фантастика 20-40 годов” – вариант 27-го года.
          Все картины жизни “Страны Гонгури” представлены как грезы революционера Гелия, который был схвачен колчаковцами и приговорен к расстрелу. Старый врач, давний знакомый Гелия, пытается ему помочь. Он погружает Гелия в гипнотический сон. Во сне Гелий отправляется в “Страну Гонгури”.
          Житель этой прекрасной и необычной страны – талантливый Риэль – влюбился в красавицу Гонгури. По своему общественному положению она выше Риэля. Гонгури хорошо известна в стране как поэтесса. Риэль погружается в научные изыскания, чтобы прославиться, быть достойным своей избранницы. Научная страсть подавляет любовь, Риэль делает одно открытие за другим. Благодаря своему изобретению он получает возможность наблюдать Землю. Риэль видит картины гражданской войны между землянами. Бесчеловечность происходящего так потрясает Риэля, что он решает покончить с собой. А в реальной жизни колчаковцы расстреливают Гелия: “В красном бору, у Красного Яра, красные ландыши! Как на экране своей машины он ощутил, что шедшие за его спиной остановились, осторожно защелкали затворами и зашептались быстрым чешским говором. Синели дали. Он продолжал идти вперед, не оглядываясь, подняв голову навстречу ветру и солнцу, как будто он возвращался в Страну Гонгури”.
          Так погиб и автор – может быть, менее романтично...
          В 1922 году издана не только “Страна Гонгури”; в журнале “Сибирские огни” публикуется пьеса “Власть”, а также стихотворения, рецензии, в том числе на творчество Н.Гумилева: “Значение Гумилева и его влияние на современников огромно. Его смерть и для революционной России останется глубокой трагедией”. Эти слова Итина станут в 28-м году аргументом для обоснования политической неблагонадежности редакции “Сибирских огней” – редакции, с которой Вивиан Азарьевич связывает свою судьбу. Это произошло тогда, когда в 23-м году Итин с семьей переехал в Новосибирск (Новониколаевск). Он заведовал отделом поэзии в журнале и, по сути, был собирателем литературных сил Сибири. Под его редакцией выходит поэтический сборник “Вьюжные дни” (Новониколаевск, 1926), в который были включены стихи молодого Леонида Мартынова, выросшего потом в крупнейшего советского поэта.
          В 1926 году на Первом Сибирском съезде писателей Вивиана Итина выбирают секретарем правления, в 1934 году – ответственным редактором “Сибирских огней” и председателем правления Западно-Сибирского объединения писателей, а также делегатом 1-го Всесоюзного съезда писателей, на котором В.Итин делает доклад. За литературные успехи ему дважды присуждают краевую премию имени Горького. Большие заслуги в развитии культуры Сибири, честная работа в журнале, который за короткий срок сравнялся со столичными журналами, – это одна сторона жизни. А на другой – неоправданная и глупая критика, требование покаяний, быт, более чем скромный...
          Однако в этой жизни была еще и третья особенность, где проявилась неистребимая страсть писателя к поискам и открытиям – новых земель и новых людей. Вивиан Итин участвовал в первом агитполете над Сибирью, в гидрографической экспедиции по исследованию Гыданского залива, в Карской экспедиции (вторая половина 20-х годов). Он серьезно занимался проблемами Северного морского пути и в 1931 г. выступал с докладом на Первом восточно-сибирском научно-исследовательском съезде (г. Иркутск). На этом съезде Итин получил приглашение от “Комсеверпути” принять участие в колымском рейсе. Однако из-за сложной ледовой обстановки суда так и не вышли из устья Колымы. Итин возвращался домой. Что он видел по пути? Видимо, “гулаги”. Во всяком случае, именно так читаются сейчас стихи, написанные в 37-м (они были вставлены в пьесу “Козел”; пьеса осталась неопубликованной):

          Вивиан Итин был участником многих полярных экспедиций. Эти впечатления легли в основу повести “Белый кит”. В судьбе экипажа придуманной им шхуны “Белый кит” отразилась история легендарной шхуны “Святая Анна” лейтенанта Г.Брусилова, пропавшей экспедиции В.Русанова и его “Геркулеса”, а также воздушных путешествий Нобиле и Андре. Писатель создал обобщенный образ Великого исследователя Севера. По материалам своих путешествий Итин написал книги “Восточный вариант”, “Выход к морю” и другие.
          30-е годы. Время “черного ворона”. Удивительно, что в эти годы В.Итин пишет стихи, которые легко можно было расшифровать; удивительно и то, что их печатают:

          Когда-то Вивиан Азарьевич в письме к Максиму Горькому процитировал самого Горького: “Но я был храбр, решил дойти до конца страха”. Только этим можно объяснить смелость подобных поэтических высказываний. Они повторялись. Так в журнале “Сибирские огни” Итин печатает главы романа, оставшегося незаконченным, “Конец страха” (“Ананасы под березой” и другие). Под видом перевода из Эдгара По в роман включены такие строки:

          30 апреля 1938 года В.А.Итин был арестован по обвинению в шпионаже. Постановлением “тройки” УНКВД Новосибирской области 17 октября 1938 г. он осужден по статье 58-6 УК РСФСР и приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 22 октября 1938 года в Новосибирске. Сведений о месте захоронения нет. 11 сентября 1956 года В.А.Итин реабилитирован (посмертно) за отсутствием состава преступления.
          Таковы точные факты гибели писателя. Ходили слухи, что он в состоянии крайнего истощения был пристрелен конвоем где-то в болотах Оби. Отголоски слухов проникли и в литературу, но подлинные документы НКВД опровергают эту версию.
          ...Вот что написал Леонид Мартынов в “Дне поэзии-83”: “Час воскрешения Вивиана Итина, этого жестоко и бессмысленно погубленного в годы массовых репрессий поэта, настал. Пора по-настоящему воздать должное этому большому художнику слова... Вивиан Итин прежде всего поэт, и даже вся его проза – это проза талантливого поэта, будь это даже полемические статьи по вопросам художественного творчества или по вопросам кораблевождения в полярных морях... Полет поэта кончился трагически. Но осталась не горка праха, а книги... И все это полно страсти, полно мысли”.
          И еще Мартынов писал:

Публикация Л. В. ИТИНОЙ
Фантакрим MEGA. – 1994. – № 1. С. 36-37.