Давид Выгодский
(1893-1943)

          Давид Исаакович Выгодский родился 4 октября 1893 года в Гомеле в семье с глубокими культурными традициями. Из этой семьи вышли несколько известных литераторов, политиков и ученых. Рано оставшись без отца, Давид воспитывался в доме своего дяди, славившемся высокой культурой и большой библиотекой. Несмотря на то, что значительное распространение в домашнем быту получил русский язык, он получил и обширное национальное образование. Он учился в русской гимназии, которую окончил с золотой медалью в 1912 году. Получение медали дало ему возможность поступить на историко-филологический факультет Петербургского университета, где он посещал знаменитые семинары С.А. Венгерова и Ф.Ф. Зелинского. Среди его преподавателей были выдающиеся филологи и историки: И.А.Бодуэн де Куртэнэ, В.Ф.Шишмарев, Л.В.Щерба, С.Ф.Платонов, И.М.Гревс, А.И.Введенский. Обладая выдающимися филологическими способностями, он в течение нескольких лет в совершенстве освоил основные европейские языки. Особым его увлечением стал язык эсперанто. Одновременно Давид писал стихи. Еще в период учебы в гимназии он принимал участие в ученическом журнале "Зарницы", в последнем классе уже публиковал небольшие рецензии в местной печати. Особенно его интересовала современная поэзия. В качестве критика он начал активно печататься с 1914 года. В гомельской газете "Полесье" он вел постоянную рубрику "Письма из Петрограда". Наибольшее количество статей в 1914 - 1917 годах он опубликовал в журнале "Летопись" и газете "Новая жизнь", издававшихся М. Горьким. Это были как рецензии, так и критические обзоры творчества современных ему поэтов и писателей: Ф. Сологуба, Д. Мережковского, В. Брюсова, А. Ахматовой, Н. Гумилева, В. Маяковского, В. Хлебникова. Тогда же он познакомился с молодыми писателями и критиками Ю. Тыняновым, М. Слонимским, В. Шкловским.
          В годы Гражданской войны Выгодский жил в Гомеле. Он преподавал литературу и иностранные языки, активно печатался в местной печати. Особенно часто его критические статьи под псевдонимом "Лишний" появлялись в газетах "Проблески" и "Гомельская мысль". Он продолжал также писать стихи. В 1922 году в Гомеле вышла в свет его книга "Земля", написанная на русском языке. В 1922 году он вернулся в Петроград и поступил на работу в издательство "Всемирная литература". Одновременно он брал переводы в Иностранном отделе Петроградского отделения Госиздата, сотрудничал в журналах "Россия" и - позднее - в "Звезде". После ликвидации издательства "Всемирная литература" Выгодский перешел в 1925 году в Гослитиздат, а с 1934 года работал редактором иностранной и национальной литературы в издательстве "Художественная литература". В течение 1920-1930-х годов им было переведено не менее 20 романов французских, испанских, немецких и латиноамериканских писателей. В то же время он публиковал и критические статьи о творчестве современных поэтов. Как переводчик и критик, Выгодский пользовался уважением и известностью не только в СССР, но и во многих странах Европы и Латинской Америки. В его архиве сохранилось большое количество писем к нему от писателей разных стран. Он вел обширную переписку также с писателями и поэтами Советского Союза, чьи произведения интересовали его как литературного критика. В круг его постоянного дружеского общения входили такие литераторы и ученые, как Ю.Тынянов, М.Слонимский, К.Вагинов, Б.Лившиц, В.Жирмунский, Б.Эйхенбаум, М.Козаков. А.Ахматова подарила ему свой портрет с дарственной надписью, а О.Мандельштам даже посвятил ему шуточное стихотворение. В 1934 году он участвовал с правом совещательного голоса в работе Первого съезда Союза писателей СССР.
          Его внешне благополучная жизнь прервалась 14 февраля 1938 года арестом по обвинению в контрреволюционной деятельности. Давид Выгодский проходил по так называемому "Делу переводчиков". По этому делу уже были арестованы и вскоре расстреляны такие известные литераторы, как Б. Лившиц, В. Зоргенфрей, В. Стенич. Конкретно Выгодский обвинялся в том, что он под прикрытием возглавляемого им Испано-Американского общества проводил якобы "нелегальные сборища, на которых критиковались с контрреволюционных позиций мероприятия Коммунистической партии и Советского правительства". В заключении Выгодский подвергался пыткам и издевательствам со стороны следователей. Об этом позднее вспоминал находившийся с ним в одной камере поэт Николай Заболоцкий. В защиту Выгодского выступила группа его друзей, среди которых были Ю.Тынянов, Б.Лавренев, К.Федин, В.Шкловский, М.Слонимский, М Шагинян и М.Зощенко. Каждый из них направил в НКВД и в прокуратуру письма, в которых ставились под сомнение все обвинения в его адрес.
          Выгодский обвинялся по ст. 58-8 УК РСФСР (террористический акт), 58-10 (антисоветская агитация и пропаганда), 58-11 (организационная деятельность, направленная к совершению контрреволюционного преступления). Постановлением Особого Совещания при НКВД СССР от 23 июля 1940 года определено содержание в ИТЛ сроком на 5 лет.
          Умер 27 июля 1943 года в Карагандинском ИТЛ.

 

ПЕРЕВОДЫ ДАВИДА ВЫГОДСКОГО

Саул Черниховский.

ДЕЯНИРА

Солнце склонилось к закату, тихо вечерние тени
Вышли из тайных убежищ: из чащи высоких деревьев,
Из-под садовой ограды, из всех придорожных оврагов
Молча выходят они и ложатся, повсюду покоя
Распростирая покровы. В безмолвии бури смолкают,
Робко потоки журчат и молчаньем колдуют аллеи,
Кажется, тихо ведут разговор меж собою деревья.
Небо на западе — полосы стали в пылающем горне,
Блеска в нем нет и сиянья, но угля горящего краски.
Миг лишь — и легкое облачко быстро по небу промчится,
Тотчас исчезнет, но много вдогонку за ним набегает,
Темным пятном они станут и небо собою заполнят,
Свет на краях их погаснет, и вот они тусклы и сини,
Точно сапфир помутневший, а своды высокого неба —
Небо вверху воссияет прозрачным и ясным опалом.
Бездны опала глубоки, как годы былых поколений,
Дни, что давно убежали и скрылись от взора живущих,
Но иногда мы отрывки их слышим: в старинной ли песне,
В песне, пришедшей из дали веков, иль в легенде забытой;
В тайне веков отошедших — какой притягательный голос!
Сказки и песни ушедших столетий ты помнишь, родная?
Песни дрожащего сердца, в ком сила, наивность и нежность,
Радостный крик утонувшего в жизни и вольности мужа.
Вот они, древние песни. В прекрасных сказаньях мелькает
Берег у синего моря, что радостно плещет волнами,
Берег нагорный, увенчанный вечнозеленой сосною.
Сосны стоят, как смарагды в оправе златой, драгоценной,
В золоте зреющих нив, колосящихся пышно пшеницей.
Воды струятся из тайных, во мраке сокрытых, истоков,
Из сокровенной пещеры, и капли их чище слезинок.
Небо прозрачное смотрит, как взор беспредельной лазури,
Рощи олив, кипарисов — святого молчания царство —
Тайной опутаны дивной, и мраморный храм между ними
Кажется грезой поэта, что камнем застыла недвижным
В дивной стране той бродят богини, прекрасны и юны,
В их красоте неизменной цветут вековечные весны;
Лица их мрамора строже, но в сердце их пламень пылает,
Хочет всех радостей жизни и буйного страсти раздолья.
С ними великие боги, в которых и власть, и угроза,
Сила и крепость в их теле, и мышцы их тверже железа,
Но человеку родные, хотят ему счастья те боги.
Люди в стране той могучи, сильны, веселы и красивы,
Мудрость и храбрость, сплетаясь, их делает равными богу,
Верят в желанья они и порывов страстей не стыдятся,
Ярко в любви пламенеют и в мести врагам беспощадны,
Но как видения ночи, как сон мелодичный и светлый,
Шопоты звезд и миров недоступны от века для взора,
Те поколенья умчались, и вся красота их исчезла.
Счастлив, кто трепет их сердца у каменных статуй подслушал,
Кто сквозь узоры легенд разобрал их неясные речи.
Слушай, тебе из прекрасных легенд вот одну расскажу я.
С славным Гераклом в те дни Деянира бродила по странам.
Как-то к потоку пришли, где увидел их Несс. Он любовью
К нежной жене воспылал и с Гераклом сразился у брега,
Руку герой свою поднял — и враг его наземь повержен.
Но, опустившись на землю и кровью в пыли истекая,
Несс, о грядущем отмщеньи мечтая, сказал Деянире:
"Плащ мой в крови моей вымой. Когда тебе муж твой изменит,
Дай ты ему, пусть оденет — и сердцем к тебе он вернется".
Женщина рада совету — и мужу тот плащ преподносит,
Но не успел он набросить его, задрожал, обомлевши:
Адские муки познал он, огонь запылал в его теле,
Тысячи пьявок голодных приникли, сосущие, к плоти,
Яд одуряющий в тело впитался, на смерть обрекая.
Тщетно пытался герой свою новую сбросить одежду,
Руки за тело хватались и мяса куски вырывали,
Кожу сдирали с костей и крови проливали потоки.
Адские муки изведав и больше терпеть их не в силах,
Яркий костер разложить повелел он — и в пламени умер.
Милая, всемеро горше пусть жалят страданья и муки,
Пламенем жарким, огнем пусть сжигают и мозг мой, и мышцы,
Сон от ресниц отгоняют и смерти приход пусть торопят —
Все от руки твоей рад я принять, и мне сладостны муки.
Только бы был я уверен, что любишь меня, лишь меня ты.
Чем тебе будет угодно, любовь ты свою докажи мне.

Перевод с иврита

 

Давид Гофштейн.

ПУШКИНУ

               Мы ночевали на казачьих постах.
                                                    А. Пушкин

И тем оправданы мои печали,
И тем легка тоска моя порой,
Что здесь его шаги в горах звучали,
Что он лежал под этою луной.

От нежных лет моих в степи бескрайней
Его свободный дух мне сны шептал,
Его покой главу мою венчал
В тяжелый час невольничьих страданий.

И здесь, придя к горам и злым ущельям,
Пью буйной радости его струю.
Как он, в путях проведший жизнь свою,
Я, раб и царь, — его пьянею хмелем.

Перевод с идиш

 

Франц Верфель.

ВОЙНА

На вихре обманчивых слов,
Пустыми громами главу увенчав,
Бессонное в коварстве,
Опоясанное творящими себя делами,
Кичась жертвою,
Непереносимо мерзкое небу —
Так ты шествуешь,
Время,
В тревожные бреды,
Что страшной рукою господь
Отрывает от сна своего
И швыряет прочь.

Язвительно, беспощадно
Безжалостно созерцают стены мира!
И твои тромбоны,
И безотрадные барабаны,
И бешенство маршей,
И весь выводок ужасов
Полыхают по-детски, беззвучно
В неумолимую синеву,
Что в панцирь облекает,
Медно и легко пеленает
Вечное сердце.
Кротко были в чудовищный вечер
Сокрыты потерпевшие кораблекрушение мужи.
Свою золотую цепочку дитя возложило
Мертвой птице на гроб,
Вечный, несведущий
Матери подвиг еще не находит покоя.
Святой, мужчина
Принес себя в жертву, ликуя, и пролил кровь.
Мудрец, мятежась, могучий,
Гляди —
Себя во враге узнал и целует его.
Тогда разверзлось небо
И не в силах сдержать удивленье
Обрушилось вниз.
И на кровли людские
Златая, паря и волнуясь,
Орлиная стая богов
Опустилась.

От каждой капли добра
Влага на божьих очах,
И каждая капля любви
Проходит насквозь мирозданье.

Но горе тебе,
Дробящее время!
Горе омерзительному грому
Тщеславных речей.
Нетронуто до твоего наскока бытие,
И хрупким вершинам,
И задыхающимся улицам,
И тысячам мертвых рядом не нужно.
И истина твоя
Не рев дракона,
Не болтливого общества
Ядовитое никчемное право!
Твоя истина только
Безумие и его боль,
Отверстая рана, исходящее сердце,
Жажда и мутный напиток,
Оскаленные зубы,
И наглая злоба
Коварного чудища.
Убогое письмо с родины,
Беготня по улицам
Матери, что, мудрая,
Не все осознала.

Но с тех пор, как мы стали свободны,
Отказались от жизни загробной
И присягнули
На горе, одержимые проклятьем...
Кто знает из нас,
Кто о бессменном ангеле,
Что в скорби о наших ночах
Сквозь пальцы рук
Неощутимые, непереносные, катящиеся
Страшные слезы струит.

Перевод с немецкого

 

<= На главную

Hosted by uCoz